Про пи*дец

В юности в моем характере доминировали две отрицательные черты.

Все началось еще в детстве.

Первая – нетерпеливость.

Матушка вспоминает, как в детском саду я умудрялся бежать впереди хоровода. Я с усилием тянул за собой предыдущих и толкал последующих, так что все закачивалось коллективным падением на пол. Я вечно куда-то спешил. Куда можно спешить в хороводе, в целом неясно.

Вторая – уныние.

Я легко падал духом. Даже не падал – обрушивался. Матушка вспоминает, как я открывал свои первые подарки на день рожденья. Я открывал их с таким лицом, словно мне подарили гильотину. То есть я унывал даже от радости, подобно ослику Иа-Иа в его грустный праздник.

И в юности, наконец, эти две отрицательные черты во мне благополучно поженились.

Психологически это стало выражаться в том, что на все события, на любые визиты мира внешнего ко мне в мир внутренний я реагировал односложно: торопливо говорил про себя «пи*дец» и моментально падал духом.

Мое восприятие реальности напоминало первый публичный показ фильма братьев Люмьер «Прибытие поезда», когда аудитория падала в обморок от несуществующего паровоза.

Зимой я бормотал про себя «пи*дец – я замерзну», летом «пи*дец – я обгорю».

При знакомстве с мальчиками я говорил «пи*дец - мальчик», при знакомстве с девочками «пи*дец - девочка».

Я был как советский автомат с газированной водой, только вместо воды я выдавал стресс. В меня достаточно было закинуть копеечку – и я наливал целый стакан. А если три копеечки – то еще и с сиропом.

В те годы я упустил много прекрасных возможностей, потому что окружающие видели этот перманентный непрекращающийся «пи*дец» на моем лице в качестве первой быстрой реакции и, в конце концов, не воспринимали меня всерьез.

Все это тянулось до второго курса Университета, когда случай открыл мне глаза на самого себя.

На втором курсе мы впервые писали курсовые работы по итогам года. Я работал над темой по античной философии. В то лихое время безинтернетья (начало 90-х) всю необходимую научную литературу можно было найти только в одном месте – в читальных залах больших библиотек.

И мне была до зарезу нужна одна книжка. В нашей университетской библиотеке ее не нашлось. Я сунулся в несколько других – безрезультатно.

Умные люди посоветовали мне поискать эту книжку в «Иностранке». Они утверждали, что там она точно должна быть.

Я устремился туда. Это был вопрос жизни и смерти, поэтому что без той книжки я не смог бы раскрыть тему курсовой.

И вот удача: в каталоге «Иностранки» раритет значился! Дрожащими пальцами я выписал все данные с карточки и побежал на выдачу. (Прощу прощения, если искажу фактуру, дело было давно, всех деталей процесса не упомню). На стойке меня встретила статная седая дама в очках. Я протянул ей бумажку. Она кивнула и ушла в недра. Через некоторое время библиотекарь вернулась к стойке и, перебирая перед собой какие-то бумажки и не глядя на меня, сказала «Извините, книга на руках».

В моей голове мгновенно промелькнула картинка, как я вылетаю со второго курса Университета и иду в армию.

И я сказал «пи*дец».

Впервые в жизни – не про себя. Вслух. Громко.

Статная седая дама в очках посмотрела на меня.

Часть читального зала Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М. И. Рудомино, ближайшая к стойке выдачи, подняла от книг головы, многие убеленные сединами, как при ядерном взрыве. В каком-то смысле, в масштабе библиотеки, это и был ядерный взрыв.

Я судорожно перебирал в голове варианты спасения ситуации, вспоминая имена античных философов на букву П, которыми можно было замаскировать мое высказывание, мол, вы не так меня поняли. Но Парменид, Платон, Плотин, Плутарх и даже Пифагор были очень далеки по звучанию от слова «пи*дец».

Мне оставалось только стоять и неинтеллигентно потеть.

«Абсолютно с вами согласна», - внезапно ответила статная седая дама в очках.

Я сглотнул слюну.

«Я неоднократно просила руководство заказать дополнительные экземпляры этой книги».

Пока я соображал, что же это, люди добрые, такое делается, позади меня кто-то вежливо кашлянул.

Я обернулся.

У меня за спиной стоял пожилой мужчина с седой бородой, в очках в роговой оправе, сияюще-интеллиегентный. Скорее всего, это был профессор. Возможно, даже академик.

Я не сомневался, что сейчас он вызовет меня на дуэль.

«Простите, молодой человек, что вмешиваюсь», - начал он.

Нет, подумал я про себя в своем классически нетерпеливом стиле, он меня сразу на месте пристрелит, без всякой дуэли. Как бешеную собаку.

«Я абсолютно разделяю Ваши чувства, - столь же неожиданно, как и библиотекарь, продолжил профессор академик, - со мной также неоднократно случались подобные казусы. Если Вы позволите, в качестве альтернативы я мог бы порекомендовать Вам вот этого автора…»

И профессор академик написал мне имя на бумажке каллиграфическим почерком.

И я вдруг понял, что окружающие меня люди живее, чем я думал. И вовсе они не тени на белом полотнище в кинозале на первом сеансе фильма братьев Люмьер.

Я понял, что их «пи*дец» не так уж сильно отличается от моего «пи*деца».

Так что после того случая я остался достаточно нетерпеливым. Я по-прежнему порой бежал впереди хоровода.

Зато я стал гораздо менее унылым. Я научился приправлять черствую горбушку уныния домашним вареньем оптимизма. Рецепт прост: толстый-толстый слой варенья оптимизма на горбушку уныния, в пропорции 10 к 1, так чтобы по краям стекало и потом еще пришлось бы облизывать пальцы.

Я стал менее унылым, потому что после того эпизода понял: поскольку «пи*децы» у людей похожи, во многих случаях найдется тот, кто придет на помощь, припомнив себя такого же.

 

(с) Олег Батлук