Что-то в этом есть?
их даже путали порой, с трудом, но путали, да и грех было не. пышногубые, вялогрудые, волоокие, две телочки-неразлучницы, высоченные, спелые, смешливые. вита и лариса, севшие раз вместе на опостылевшей вышке, так и просидели-прокумекали вместе отведенный им государством срок. сигареты, мальчики, обеды – все в складчину, все пополам – маленькие трагедии, зачеты, прогулы, как еще иначе. сердились – и то на них поровну, хоть лара была не такой бойкой, как вита, лгала не так вдохновенно, краснела, когда припирали к стенке или просили встречи, но добрее – нет, не была, все же поровну в них было всего; те качества, которых недоставало одной, с лихвой проявлялись у другой, а смешавшись, уже и не разобрать было, где тут чьи реснички, где чей хохот. все в складчину, все пополам – касса взаимопомощи и образец самопожертвования, пример: лариса приехала в дождь в матерчатых тапках – нарядных, южных, неуместных в октябре, пусть и бабье лето, а вита заставила лару переобуться в свои немецкие кожаные туфельки-демисезонки, один размер же, а то простынешь, и не спорь со мной. настояла-таки, лариса краснела и смущалась, хотя – отдашь потом, забудь, какая чепуха. славная дружба была – как навсегда, так всем казалось, только вита иногда уходила из компании с сигаретой в парк, мрачно-картинно дымила в просветы ивовых листьев и рассеянно прикидывала, сколько еще протянет эта плюшевая девчачья полулюбовь-до-гроба – год, два? хорошо, если до зимней сессии. вита как-то рано и без лишнего удивления поняла, что дружба – это обстоятельный, негласный, где-то даже вынужденный, но от этого не более осознанный договор на совместное времяпрепровождение в определенном отрезке времени и пути со всеми вытекающими обязательствами и правами. из пункта А в пункт Б лодка шла три часа, из Б в А моторка – полтора, в какой точке они встретятся? разумение на уровне школьной задачи, восприятие – как у мужика-курортника, отношение соответственное: вы привлекательны, я чертовски привлекательна, мы обе понимаем, что скоро это кончится, так зачем зря время терять? вита легко заводила себе друзей, в каждом значимом периоде ее жизни всегда была такая лариса – наперсница, красавица, своя душа. и ведь влюблялась в нее совершенно искренне, и дружила, и скучала, и дарила какую-то премилую чепуху, пока вдруг в какой-то момент не уходила в парк с пачкой сигарет и мыслью о том, что еще месяц-другой – и все, не сможет больше, закончится период, и подруга вместе с ним, да что тут поделаешь – разведет руками. лариса еще этого не знала, да не только лариса – все подружки-отрезки даже подумать не могли, что вита не звонит не потому что обиделась за что-то (звонили сами, проверяли – жива, приветлива, рада, надо встретиться, скучаю дико). объясняли себе просто: дела, рутина, у самих период, новая работа, потом отпуск, из отпуска привезли загар, очки и артура, по горячим следам и свежим впечатлениям прожужжали уши всем, кто был поблизости, а через три месяца и рассказывать как-то неудобно уж, старье, да и артур куда-то сгинул, что говорить, не о чем говорить, так что без обид, но разошлись, теперь уж действительно. вита не страдала совершенно, хоть первое время всегда мучалась угрызениями – надо бы все же увидеться, послушать, что там теперь, кто, но все откладывала на завтра, как визит к зубному. глупо, конечно, знаешь ведь, что болит, что запускать нельзя, тем более – анестезия, чего теперь бояться, двадцать первый век, но не звонила, не шла, а звонки принимала искренне-радостно – ба, какие люди, скучаю, конечно, давай созвонимся-встретимся, позвони завтра в три. клала трубку, облегченно вздыхала, а через два дня – не перезвонила, не договорились – с чистой совестью окончательно закрывала для себя т о т эпизод. с ларисой получилось все гораздо сложнее: не было той легкой непринужденности расхода. лариса прочно не хотела отпускать подружку в новый период, вылавливала ее, преданно караулила, аккуратно перезванивала завтра в три, смиренно принимала переносы встреч. вита раздражалась – то ли от ларисиной вполне объяснимой настойчивости, то ли от того, что налаженная система дала сбой, то ли еще от чего, но впервые за всю практику расходов малодушно не брала трубку, увидав на дисплее ларисин номер. от этого вите становилось тошно, она раздражалась еще больше, злобно уговаривала себя – ты ничего никому не должна, чего переживать-то, а если такая порядочная, то сама звони и приглашай в гости. и не звонила, в гости не звала, потихоньку остывала, да и потом – правда ведь рутина, дела, она сама все понимает, умница моя, других не держим. только вот однажды бежала на работу, за окном октябрь и дождь, и надеть нечего, хоть шкаф ломится, а где-то же были туфли – немецкие демисезонки, коробка есть, а туфель нет, дичь какая. вита осела по стенке с коробкой в руках и как-то просто вспомнила – у ларисы, надо позвонить забрать, сегодня как-нибудь уж в летних, но в обед забрать непременно. не позвонила, не забрала, весь день просидела в мокрых насквозь туфлях, вспоминая, как видела ларису на остановке месяца два назад – несчастную, нахохлившуюся, но такую же красивую, статную, и не подошла: стыдно было, страшно, так и сбежала. а ночью не могла уснуть – все ворочалась, обещая себе позвонить – завтра же, и в гости, непременно с чаем и пирогами; как к зубному, обещая. а утром проснулась, как ни в чем не бывало, будто за ночь дрянной зуб сам выпал, испугалась на секунду – приснилось ли, дурная примета, нет, показалось.
Комментарии 1