Не экране снова крутилась социальная реклама. «Боже, как я это ненавижу», — подумала Матильда.
— Фергал, — позвала она.
Фергал загрохотал в соседней комнате.
«Что-то опять опрокинул, ну и чёрт с ним».
Фергал появился в дверях.
— Фергал, садись.
Фергал уселся у её ног. Когда она попросила его сесть так впервые — примерно пять лет назад — он облокотился о её колено и чуть не сломал его. Впоследствии он стал гораздо осторожнее. Теперь он сел именно так, как нравилось ей. Его жёсткая кожаная рука, тёплая и уютная, обвила её лодыжку. Матильда откинулась назад.
— Ты знаешь, Фергал, тебя хотят отменить.
Он вопросительно поглядел на неё. В его стеклянных глазах не каждый смог бы прочесть выражение, но Матильда — могла.
— Он объявили, что последний срок легальной утилизации — 16 сентября.
Осталось два дня.
— Ничего, Фергал, мы выкрутимся. Правда?
Он кивнул, проводя рукой по её ноге.
— Напиши мне стихотворение, Фергал.
Она убрала звук. На экране безмолвно открывал рот Начальник 6-го департамента Кольвон. Она бы с удовольствием выключила эту мерзкую рожу, но за его выступлением должен был последовать интересный фильм. О любви, конечно.
Фергал держал в руке световое перо и палитру.
— Как всегда, — тихо сказал она.
Он кивнул.
«Моя любовь сильнее сумерек,
Сильнее боли и печали…» — начал он писать.
Матильда отвела глаза. Она видела эти стихи — не конкретно эти, но совершенно такие же — уже тысячу раз. Раньше она им радовалась. В последнее время она обнаружила, что ей становится больно.
Раздался звонок. Матильда протянула руку к телефону.
— Привет, Мати! — радостный голос.
— Привет, Аль.
Альма всегда весела. Замужем в четвёртый раз.
— Включи шестой канал.
Вот так: сразу по теме.
Матильда щёлкнула пультом. На экране появилось обрюзгшее лицо Господина Канцлера.
— И что?
— Послушай.
Матильда включила звук.
— …мы полагаем, — раздалось с экрана, — что такой шаг имеет смысл. На руках у людей остаётся более 70% изделий, подлежащих утилизации. Население не готово к добровольному изменению сложившейся жизни. Потому с завтрашнего дня…
Матильда выключила звук.
— Аль, расскажи мне это своими словами. Мне противно его слушать.
— Они отменяют крайний срок. С завтрашнего дня по домам просто пойдут специальные отряды.
— Но у людей ещё сотни вещей!..
— Хоть тысячи. Будут компенсировать стоимость. Конечно, с выгодой для себя.
Матильда щёлкнула кнопкой на пульте.
— ...надеюсь, что подобный шаг не будет воспринят населением враждебно. Мы полностью компенсируем стоимость всего изъятого имущества. Магазины полны аналогичными предметами без содержания экологически вредных веществ. Достаточно будет просто спуститься и приобрести их. Для каждого гражданина будет составлена индивидуальная опись...
Матильда выключила телевизор вовсе.
— Так что лучше сдай Фергала сама, — раздался голос из трубки. — Он опасен в первую очередь для тебя самой.
Матильда положила трубку, не прощаясь.
Фергал подал ей палитру.
Она посмотрела на стихотворение. Ничего особенного. Она отложила палитру в сторону и погладила Фергала по кожистой голове. Он потянулся, точно кошка. Он знал, что ей нравятся такие движения.
За окном было пасмурно. Тысячи людей спешили в утилизационные пункты, чтобы избавиться от экологически опасных предметов. Весь мир теперь будет состоять из дерева, металла и стекла. Как в старые добрые времена, когда не было никаких Фергалов. Впрочем, тогда не было даже электрических чайников, телевизоров, стиральных машин и калькуляторов.
Матильда поднялась и пошла на кухню. Фергал остался сидеть у дивана.
Блестящая металлическая кофеварка стала одним из первых предметов, которые Матильда заменила. Рекламная кампания, конечно, обманула. Новое изделие варило сомнительный кофе с ароматом металла. Ну и чёрт с ним, подумала тогда Матильда. И заменила почти всё остальное.
Кроме Фергала. Потому что Фергал — это не предмет.

* * *

Альма высунулась из окна по пояс. Из неё лилась сияющая энергия, как всегда после сеанса Учителя Лиу-Шу. Внизу, далеко-далеко, суетились крохотные людишки. Альме внезапно захотелось раздеться. Она аккуратно сняла блузку и юбку, затем бельё, и в таком виде забралась на подоконник. Высота не пугала Альму, а обнажённость — возбуждала. Ей казалось, что эти тысячи, мельтешащие внизу, могут её видеть. Но они не могли. Их убогие близорукие глаза не видели дальше носа.
Позади засвистел чайник. Новенький металлический чайник, полученный в обмен на старый пластиковый всего четыре дня назад. Альма соскочила с подоконника и побежала на кухню. Ей нравилось бегать по квартире вот так — свободной от всех оков.
Раздался звонок в дверь. Придётся одеться.
Альма на ходу выхватила из ванной комнаты халат, набросила на себя и подпоясалась. Почему-то ей подумалось, что за дверью сам Учитель Лио-Шу, седобородый, мудрый, с тяжёлой складкой на высоком лбу.
За дверью стояли двое мужчин в гражданском и один в защитном костюме с пистолетом на боку. У одного из мужчин в руках был какой-то реестр и ручка.
— Здравствуйте, — неуверенно поздоровалась Альма.
— Здравствуйте, — сказал мужчина с реестром. — Агенты Питерс, Бельфью и Краллич. Мисс Альма Ли?
— Да, это я.
— Служба искусственной утилизации экологически вредных предметов. Позвольте осмотреть вашу квартиру.
Альма отступила в сторону. С этими не поспоришь. Конечно, они не будут копаться в её нижнем белье, но крупные вещи могут обнаружить. Впрочем, искать нечего.
— Я всё обменяла, — сказала она.
Питерс деловито прошёл в гостиную, Бельфью в спальню. Третий — с пистолетом — остался с Альмой. Она направилась за Питерсом, Краллич — за ней.
Питерс бегло осмотрел комнату.
— Вы и в самом деле в числе наиболее активных участников программы обмена, — констатировал он. — У нас всё зафиксировано, не беспокойтесь. Наша задача — утилизировать то, о чём вы можете просто не знать.
Он пошёл в спальню. Бельфью стоял, облокотившись о комод.
— Покажите, пожалуйста, ваше бельё.
Альма посмотрела на него дикими глазами.
— Чаще всего оно синтетическое, — пояснил Питерс. — И люди регулярно забывают о нём.
Альме, конечно, было неприятно, но она выдвинула ящик с бельём из комода.
Питерс заглянул в ящик и сказал:
— Ну вот, видите, это синтетика.
Он аккуратно извлёк из ящик кружевные трусики.
Альма вышла из спальни. Ей стало противно смотреть, как взрослые мужики с оружием копаются в женском нижнем белье.
Питерс и Бельфью вышли из комнаты минут через пять. Краллич нёс небольшой полотняный мешок с вещами. Питерс подал Альме ручку.
— Распишитесь, пожалуйста. Мы не проводим подробного обыска сейчас, но подобный визит может повториться ещё несколько раз в течение ближайшего месяца.
— Просто вы занимаетесь бельём, — с презрением сказала Альма, расписываясь в ведомости.
— Да, именно так.
После того, как агенты ушли, Альма подумала, что не проверила у агентов документы. Возможно, это воры, фетишисты какие-нибудь. Впрочем, всё равно.
Альма вспомнила о трусиках, брошенных в гостиной у окна. Их не заметили.
В гостиной было холодно, Альма ощутила это только сейчас. Она села в кресло и заплакала от унижения.

* * *

Питерса тошнило от собственной работы. Он ненавидел копаться в чужих вещах, тем более, в белье. Кто-то конфисковывал электроприборы — конечно, с заменой. Кто-то — безделушки и украшения. А Питерсу досталась одежда. Самое унизительное.
Кроме всего прочего, район Питерса включал этот чёртов Дом Тысячи Дам. Когда-то он был построен на средства феминистской организации, и теперь в нём проживали, в основном, женщины. Конечно, не только женщины, но всё же. И у каждой находились какие-то нейлоновые трусики или кофточки, или ещё что-нибудь, что подлежало конфискации, и он, взрослый мужик, в этом рылся.
Питерс сдал вахту и вышел из конторы. Смеркалось.
Хотелось пойти и напиться. Бар располагался неподалёку, обычный ночной паб под названием «Игра в бисер», уютный и всегда полупустой.
Питерс зашагал вдоль квартала. Он вспомнил Матильду. Когда-то он сделал ей предложение. Где она теперь? Замужем? Нет?
Неужели к ней тоже приходят вот такие мужчины в чёрном, чтобы копаться в её нижнем белье?
Питерс отбросил грустные мысли, бар был уже рядом.
В «Игре» было прохладно и тихо. Лениво вращался вентилятор. Мексиканец Родриго у стойки читал бульварный роман. При виде Питерса Родриго вскочил и широко улыбнулся.
— Добрый вечер, мистер Питерс. Как обычно?
Питерс кивнул. Он бросил взгляд на обложку романа. Тот был на испанском. Питерс облокотился на стойку и вдруг поймал себя на мысли, что хочет позвонить Матильде. Он не разговаривал с ней четыре года. Или пять?
Появился Родриго с высоким стаканом. Питерс достал мобильный и набрал номер.
— Привет, — сказал он первым.
— Привет...а кто это? — тот самый голос.
— Это Джек.
Она помолчала.
— Привет.
— Я просто захотел тебе позвонить. Просто так.
— Ты позвонил.
— Мы можем встретиться?
Снова пауза.
Он не знал, что ещё сказать. Потому что он, в общем, уже всё сказал. Если она сейчас скажет «нет», это будет проще всего. Он просто скажет «пока» и положит трубку. Хуже всего, если она неестественным тоном предложит где-нибудь встретиться, например, в кафе «У Борки». Или ещё в каком-нибудь подобном местечке. Они будут сидеть, болтать ни о чём, он будет пожирать её глазами, а она будет смотреть в сторону. А потом они обнимутся на прощанье, делая вид, что остаются друзьями.
Остаться друзьями — невозможно.
— Заходи в гости, — вдруг сказал она.
— Сейчас? — спросил он ошеломлённо.
— Сейчас. Ты знаешь мой новый адрес?
— Нет.
Он не мог и надеяться. Четыре года — долгий срок. Питерс вдруг ощутил, как сильно он скучал по своей Матильде, по её гибкому телу, по её тёмным глазам, по...
— Ты слышишь меня?
— Да, — опомнился он.
— Записал адрес?
— Не успел.
— Повторяю: улица Картера, дом сто восемьдесят четыре, квартира четыреста восемнадцать.
— Запомнил.
— Жду.
Отбой, гудки. Питерс подумал, что она совсем ничего про него уже не знает, как и он про неё. Четыре года назад он ещё даже в Департаменте не служил. А теперь — Агент. С большой буквы. Агент, Конфискатор Белья. «Ненавижу», — подумал Питерс.

* * *

Альма, жизнерадостная и светлая Альма была абсолютно пьяна. Она спустилась в магазин, купила бутылку виски и выхлебала её, как «Пепси-колу», в два присеста. Она сидела на диване и смотрела на телефон, который, конечно, не звонил. Её шатало, хотелось в туалет, но идти туда было лень.
Ей было хорошо, но она понимала, что через пару часов ей будет очень плохо. Учитель Лиу-Шу казался ей сейчас далёким и бесполезным старикашкой.
Она протянула руку к телефону и щёлкнула быстрым набором номера Матильды.
— Алло, — раздался звонкий голос подруги.
— Привет.
— Аль?
— Да.
— Что у тебя с голосом?
— Я пьяна, — призналась Альма. — Я выжрала бутылку виски.
— Зачем? — в голосе Матильды появился оттенок ужаса.
— Ко мне приходили агенты. Они конфисковали моё нижнее бельё. Представляешь, до чего они опустились? Они копались в моём нижнем белье!
— Синтетика?
— А, что? — она плохо соображала. — Да, синтетика.
— Не волнуйся, всё будет хорошо, — сказала Матильда. — Ты же сама меня утешала. Бельё — это мелочи. У меня живёт здоровый пластиковый робот. Он мой друг. Это гораздо страшнее белья.
— Да, — ответила Альма. Она рыдала.
— Ну, не плачь.
Голос Матильды был холоден. Альма положила трубку.

* * *

Матильда открыла дверь почти сразу. Она сама не знала, почему вдруг предложила Питерсу прийти. Они столько времени не виделись, что все чувства давно должны были успокоиться. А Джек, кажется, не утих. Сейчас он войдёт с цветами, и они будут пить вино, и он почувствует, что можно уже и настаивать, и они займутся сексом. И разойдутся, чтобы снова не видеться тысячу лет.
— Привет.
Он и в самом деле стоял на пороге с цветами и вином. С огромным букетом роз, дорогим букетом, и с бутылкой вина. Дорогого вина.
— Входи.
До чего же ты неоригинален, Джек.
Он вошёл, потоптался, она забрала цветы и вино, пробормотав дежурное «спасибо», он разулся.
Он прошёл в комнату.
— Садись.
Он сел на диван.
— Ну, как дела? — спросил он неуклюже.
— Хорошо, — она подала ему бутылку и штопор, поставила на стол стаканы.
Он открыл бутылку, налил ей и себе. Они молчали.
Матильда ждала, когда же он что-либо скажет. Впрочем, это она пригласила его. Может, стоит что-нибудь сказать самой?
— Ты живёшь одна?
— Да.
Нет, я живу не одна. У меня есть Фергал. Но, наверное, тебе не стоит на него смотреть. Он сочиняет стихи. Он услужлив, ловок и умён. Он всегда точно знает, что делать. Он гораздо лучше любого мужчины.
— Не совсем, — добавила она.
Он наклонил голову.
— У меня есть робот.
— Домашний робот?
— Да.
— Запрещённый?
Ты же знаешь, что запрещённый. Она кивнула.
— Можно на него посмотреть?
Она снова кивнула.
Фергал явился по первому зову. Изящный, в кожаном жилете. На его пластиковом лице — никаких эмоций.
Питерс смотрел на робота. Он думал, эти машины уже полностью утилизированы. Как получилось, что Матильда сумела сохранить прибор, который запрещён уже пять лет? И почему Матильда так легко показала ему робота? Конечно, она не знала, что он агент. И ещё — она доверяла ему.
Вправе ли он?...
Эта штука запрещена. Эта штука. Запрещена.
— Я выйду на секунду?
— Конечно?
Карьера превыше всего.

* * *

Они приехали через пятнадцать минут. Четыре человека с шокерами. Они позвонили в дверь, и Матильда открыла, потому что ничего другого делать не оставалось. Она смотрела на них с ненавистью. Но ещё с большей ненавистью смотрела она на него.
«Карьера превыше всего. Да, Джек? Поэтому мы и расстались».
«Почему же ты вместо руководящего поста копаешься в грязном белье?»
Больше не буду.
— Где он?
— Там.
Они прошли в комнату. Фергал сидел на диване, продавливая его своим весом.
Увидев агентов, он молниеносно вскочил и одним движением оказался у окна. Агент рванулся к роботу. Фергал распахнул раму и бросился вниз.
Матильда улыбалась. Он был запрограммирован на это. Матильда покорно ожидала, пока на неё наденут наручники. Укрывание домашнего робота – это серьёзно. Питерс стоял у окна и смотрел в пустоту.
«Пластик, — думал он. — Это мир погибшего пластика».
Мы все пластиковые. Мы не имеем эмоций. Мы можем продать друга и брата. Мы можем сделать подлость. Правильно. Экологическая безопасность — только предлог. Главное — в головах.
Он обернулся. Матильду вывели. В квартире он оставался один.
Агент Питерс, ждущий повышения за поимку опасной преступницы.

* * *

Альма смотрела в окно. Она была обнажена. Где-то напротив в далёком огромном здании светились окна. Одно из них принадлежало Матильде. Она счастлива. У неё есть Фергал.
Альма встала на подоконник и полетела в темноту.
За её спиной развернулись пластиковые крылья.