Александр Горин так и не понял в суде, за что получил срок. Потерпевший погиб. Но подсудимый его не убивал. В тот вечер он вместе с друзьями отмечал в ресторане день рождения одного из приятелей. До закрытия питейного заведения оставалось не более получаса. За соседним столиком неожиданно вспыхнула ссора. Сначала по залу понеслись крепкие выражения, затем посыпались взаимные угрозы, а уже через пять минут завязалась драка. Длилась она не долго. Раздался истошный крик, и Горин увидел в груди упавшего рядом с ним мужчины торчащую рукоять. Он выдернул нож и отбросил его в сторону. Внятно объяснить, зачем он это сделал, подсудимый Горин не мог. Что-то мямлил об экстренной помощи, о желании спасти человека и тому подобное. Сокамерники в следственном изоляторе посмеивались над ним и даже «прилепили» прозвище – Спасатель.

Свидетель, обрюзгшая пожилая дама с бесцветными глазами и облупленным маникюром настаивала на том, что именно подсудимый Горин всадил в потерпевшего нож, а потом хладнокровно его вытащил и швырнул в угол.

- Зачем вы обманываете? – возмущёно выкрикнул Горин.
- Прошу не перебивать, подсудимый, иначе… - постучав пальцем по крышке стола, строго сказала судья.
- Извините, гражданин судья, но…
- Никаких «но», удалю из зала! - перебила судья. – Последнее предупреждение.

Десять лет лишения свободы с содержанием в колонии усиленного режима – таков был итог судебного разбирательства. Чуда не произошло. Через два месяца пришёл отрицательный ответ на кассационную жалобу, и Горина увезли в колонию.

Раньше в кругу друзей Александр всегда говорил, что его фамилия произошла не от слова «горе», а от – «гора». Теперь мнение изменилось.
Первые четыре года пролетели, на удивление, быстро. Наказание, когда оно является естественным продолжением преступных деяний человека, переносится легче. Но, когда ты знаешь, что лишён свободы не заслуженно, наказание превращается в пытку. Выживать в зоне и держать себя в руках Горину помогали книги. Он читал их, что говорится, запоем. Благо, лагерная библиотека насчитывала более двадцати тысяч томов.

Кем только не довелось работать Горину - и слесарем на промзоне, и сборщиком мебели, и даже банщиком. Конечно, банщик – место тёплое, и на него просто так не устроишься. Помог знакомый нарядчик, учились когда-то вместе в одной школе. Он же в последствии помог устроиться Горину кочегаром в зоновскую столовую. Александр в течение недели превратил грязное и запылённое помещение в крошечный филиал библиотеки. Начальник индентантской службы, однажды заглянув на задворки столовой, поразился чистоте и порядку в кочегарке.

- Молодец, гражданин осуждённый, - похлопал он заключённого по плечу, - так держать! Объявляю тебе благодарность.

Горин не знал, что нужно отвечать в таких случаях (в самом деле, не ляпнешь же «Служу Советскому Союзу!»), потому, опустив глаза, смущённо улыбнулся.
- Стараюсь, гражданин начальник, - ответил он. – Люблю порядок…

С переходом в кочегарку отбывать неправедное наказание стало гораздо легче. Во-первых, всегда сыт, во-вторых, тепло, но самое главное, времени для книг стало столько, что приходилось менять набор томов два-три раза в неделю.

Однажды, возвращаясь из библиотеки с ворохом книг, Горин заметил за углом сжавшуюся в комочек чёрную птицу. Он положил на стоящую у входа лавку «классиков» и подошёл ближе. Птицей оказался чёрный, словно смоль, воронёнок. Он даже был похож на большую уголину. Такие куски угля осуждённый ежедневно тоннами отправлял в ненасытные печные топки, помогая поварам вовремя готовить пищу для пяти тысячи заключённых. Горин взял дрожащего птенца на руки и погладил его. Воронёнок жалобно пискнул и раскрыл клюв.

- Бедненький ты мой, - ласково прошептал Александр, - как же тебя сюда угораздило?
Воронёнок снова пискнул.
- Кушать хочешь? – спросил Горин. – А где же твоя мама? Небось, захотелось полетать, да силёнок не хватило? – укоризненно покачал он головой. – Ну, пойдём ко мне, сейчас я тебе червячка организую.

Заключённый наложил в алюминевую кружку овсяной каши, поставил её на стол и посадил незадачливого путешественника рядом. Птенец долго смотрел то на кружку, то на хозяина тёплого помещения. Воронёнок не мог сообразить, как начать трапезу. Тогда Горин взял пальцами щепотку каши и вложил её в клюв малыша. Тот жадно проглотил первую порцию и, задрав голову вверх, широко раскрыл клюв.

- Так бы сразу и сказал, что сам не умеешь кушать, - рассмеялся Горин. – Тоже мне, летун нашёлся. Сам жрать-то толком не умеет, а туда же – вылез из родительского гнезда.

Воронёнок, словно понимая, что речь идёт о нём, громко пискнул и потребовал продолжения банкета, снова широко раскрыв клюв. Насытившись, маленькая птица уселась на подоконник и, нахохлившись, задремала.

- Ну ладно, - сказал Горин, - ты поспи немного, а я поработаю.
Забив печи до отказа углём, кочегар смахнул с лица пот и подошёл к гостю. Тот внимательно разглядывал своего спасителя и нисколько не боялся его. Горин погладил птенца и задумчиво произнёс:
- Слушай, тебе же надо какое-то погоняло придумать. Без имени как-то не хорошо. Как тебя зовут? А?
Воронёнок каркнул почти по взрослому.
- Ишь ты, - рассмеялся Горин, - пока голодный был, пищал как мышка, а тут смотри, голос у него прорезался.
Воронёнка Горин назвал Яшкой. Через полгода тот превратился в Якова. Язык не поворачивался обращаться к большой и солидной птице столь фамильярно. Заведующий столовой старый зэк, бывший полковник-авиатор, убивший жену и её любовника и отбывающий пятнадцатилетний срок, пошёл ещё дальше и называл ворона Яковом Александровичем.

- Ты же у него, как батька, - шутил он. – Если бы не ты, сожрали бы его коты или собаки.

Яков Александрович утром покидал гнездо-кочегарку, а вечером непременно возвращался, чтобы поклевать что-нибудь вкусненького. Летом Горин смастерил из марлевой ткани сачок и ловил для своего питомца бабочек. Яков любил полакомиться таким яством, хотя от каши тоже не отказывался. И даже вместе с кочегаром попивал сладкий чай. Как и в детстве, он после ужина располагался на подоконнике и, пока Горин читал ему вслух очередную книгу, тщательно чистил свой иссиня чёрный мундир, проверяя клювом каждое пёрышко. Затем дремал, иногда открывая глаза, проверить на месте ли кормилец. Когда «батька» укладывался спать, Яков спускался на пол и, широко растопырив крылья, важно прохаживался по кочегарке. Рано утром он громко каркал и будил Горина - привык, что тот всегда вставал в одно время, нужно было заполнить углём печи перед утренней варкой. Позавтракав, Яков улетал по своим птичьим делам.

- Как жаль, Яшка, что ты не умеешь говорить, - вздыхал по вечерам Горин, - хоть бы рассказал, что там нового на волюшке, как живут мои родные, чем друзья занимаются. Ну да ладно, бог с тобой, сынка. Всё равно рад тебя видеть. Ты ж смотри там, на свободе людям не доверяй, не подходи к ним. Убьют. Они же не знают, что ты учёный, что книги здесь у меня читаешь. Ты для них кто? Глупая и бесполезная птица. Так что будь аккуратнее там. Понял?

Яков внимательно слушал. Он всегда с удовольствием слушал Горина. Видимо, человеческая речь была ему приятна.

Однажды ночью в кочегарку нагрянул наряд надзирателей с проверкой.

- Как тут у тебя дела, осуждённый Горин? – спросил прапорщик Мотько. – Водочкой не балуешься? Травку не покуриваешь?
- Я на воле-то её не курил, - ухмыльнулся Горин. – А здесь и подавно…
- А это что у тебя за чудо на окне сидит? – удивился надзиратель.
- Это Яков, - улыбнулся осуждённый.
- Что ещё за Яков? – Мотько оттопырил нижнюю губу.
- Ворон, - пояснил Горин, - маленький был, выпал, наверное, из гнезда. Я его выходил. Вот он и прилетает ко мне в гости.
- Это нарушение режима содержания, - заявил прапорщик. – Заключённым запрещено заводить животных. Немедленно убрать!
- Так… это… гражданин прапорщик, - испугался Горин. – Ночь же. Он утром улетит. Я…
- Ты что, Горин, тупой, что ли? – перебил надзиратель. – Немедленно убери его отсюда, иначе я его щас в печку отправлю. Попадёт твой Яков-Шмяков в крематорий, - прапорщик загоготал. Сопровождающие солдаты-контролёры дружно рассмеялись шутке командира.
- Хорошо, - понуро ответил Горин и, взяв ворона на руки, вышел на улицу.

Яков недовольно закряхтел. Кто посмел нарушить его распорядок дня?
- Прости, Яшка, - виновато сказал заключённый, - прости, пожалуйста. Придётся сегодня ночевать тебе на улице. Не обижайся, малыш. Подневольный я. Прилетай вечером, - он подбросил птицу вверх. – Лети, Яшка, лети. Нельзя тебе здесь находиться. Вечером увидимся.

Дверь распахнулась, прапорщик вышел из кочегарки.

- Чего ты тут нашёптываешь? – гаркнул он. - У тебя, по-моему, Горин крыша съехала. С воронами стал разговаривать? Готовься, я напишу утром рапорт, тебя вызовут в режимную часть.
- За что? – удивился Горин. – Я же убрал его…
- Гы, - усмехнулся надзиратель, - убрал, говоришь? А это кто сидит? – он показал пальцем на козырёк котельной. Яков, как ни в чём не бывало, сидел на крыше и с недоумением смотрел на людей.

Мотько, замахал руками.
- Кыш отсюда, собака! Пошёл вон, - стал он кричать, но Яков даже не шелохнулся. Казалось, он с презрением смотрел на разбушевавшегося стража порядка. – Нет, ты посмотри на эту сволочь. Не улетает. А ну пошёл вон! – Не унимался прапорщик и, повернувшись к Горину, добавил: - Сразу видно, прикормил ты его здесь.

В этот момент раздался звонкий шлепок. Горин с ужасом увидел, как по плечу прапорщика расплывалось большое белое пятно. Надзиратель покосился на погон и, сообразив, отчего произошёл неожиданный звук, заорал, как резанный:

- Ах ты, сука! Да я тебя сейчас падлу… - он резко наклонился, схватил с земли угольный осколок и швырнул в птицу. Камень пролетел мимо. Солдат, вышедший на улицу вслед за прапорщиком, последовал примеру командира и неистово стал швырять в птицу камнями. Вдруг один камень попал прямо в Якова. Ворон взлетел и, громко каркнув (причём не так, как всегда, а зло), поднялся в высь и улетел.

На следующий день Горина вызвал начальник режимной части.

- Гражданин осуждённый, поступила информация, что вы нарушаете режим и содержите на рабочем месте животное. Это правда?
- Не совсем так, гражданин начальник, - робко начал Горин. – Это не животное… понимаете… это птица… птенец выпал из гнезда…
- Ты чё, в школе не учился? – грубо оборвал режимник. – Даже сверчок считается животным, хоть это и насекомое.
- Но я не содержу его, он просто прилетает иногда. Поклюёт чего-нибудь и всё…
- В общем, так, осуждённый Горин, если ещё раз мне доложат о твоей вороне, пойдёшь на пятнадцать суток в штрафной изолятор. Ты меня понял?
- Понял, - кивнув, буркнул заключённый.
- Не слышу! - заорал начальник. – Ты понял меня?
- Так точно, понял! – громко ответил Горин.
- Идите! – приказал режимник и бросил вслед: – Устроил из столовой зоопарк!

Горин, выйдя из кабинета, едва не заплакал. Он ещё не знал, что самое страшное его ожидает вечером. Яков не прилетел.

«Сынок, - обливаясь ночью слезами, шептал заключённый, - Яшенька, ты обиделся на меня? Прости меня, родной! Я не виноват. Не обижайся на меня. Я же тебя не выгонял. Так получилось, Яшка.»

Ночью пришла другая смена.
- Горин, мне поручили проверить тебя, - объявил старшина-сверхсрочник. – Говорят, ты тут птицеферму организовал. О! А что случилось? – приглядевшись, спросил командир. – Плачешь, что ли? Мамку вспомнил?
- Какая разница? – буркнул осуждённый. – Взгрустнулось, вот немного и всплакнул.
- Бывает, - старшина похлопал заключённого по плечу, - меня, когда «срочную» служил, тоже иногда по ночам на слезу прошибало. Тебе-то здесь хоть попроще, рядом со столовой работаешь, а я в Туркмении служил, все два года голодный, как собака проходил. Иногда и жить не хотелось. Ну так что тут у тебя? Птичник разогнал?
- Ну видите же, никого нет, - тяжело вздохнув, ответил Горин.
- А кто был-то? – спросил начальник. – Говорят птица какая-то?
- Да никого не было, - раздражённо ответил Горин. – Прапор ваш пришёл с проверкой, а у меня тут ворон сидел в кочегарке. Чем он ему помешал, не пойму. Побежал в режим-часть, рапорт на меня накатал.
- Так он же, говорят, ему китель обгадил, - заметил старшина. – Вся рота сегодня смеялась.
- В том-то и дело, что ворон сидел себе спокойно и сидел. Прапор выгнал его на улицу. А когда сам вышел во двор, Яшка взял и…
- Что за Яшка? – удивился старшина.
- Птицу так зовут, - пояснил заключённый и продолжил: – Так вот после того, как прапор его выгнал, ворон и «плюнул» ему на погон. Сам же и спровоцировал птицу. А потом визжал тут, как дикий вепрь.
- Ну ты даёшь, Горин, - рассмеялся старшина. – Птицы у него здесь с именами, может, ещё медведя заведёшь? Или поросёнка? Откормишь, пригласишь на свеженинку.
- Командир, если честно, мне сегодня не до шуток. Что-то сердце барахлит, - Горин постучал себя по груди.
- Ладно, - махнул рукой надзиратель. – Ложись, отдыхай, я пошёл. Смотри, с режимниками не шути. Они в миг лапти тебе сплетут. Будешь потом в изоляторе чалиться, да и место тёплое потеряешь. Зачем тебе эта ворона? Гони её. Она тебя до добра не доведёт.
- Лучше с воронами жить, чем с такими людьми, как ваш прапорщик, - процедил Горин.
- Да, - согласился старшина, - Мотько такой. Ему палец в рот не клади, откусит руку по самый локоть. Ты с ним тоже не ругайся. Дерьмовый человек. Мстительный и злопамятный.
- А зачем мне с ним ругаться? – удивился Горин. – Он раньше приходил, я ни в чём ему не отказывал. И картошечки поджарю, и мяска варёного с кухни принесу, и салатик сделаю. А он с рапортом на меня побежал к режимникам.
- Вот такой он человек, - развёл руками старшина. – Ты думаешь, он на своих не «стучит»? Ещё как. Меня тоже недавно ротному сдал, я похмелился немного на службе. Так он и на меня рапорт накатал. Ну ладно, бывай…

Дверь за старшиной затворилась. Горин прикурил сигарету и жадно затянулся. В ту ночь он так и не уснул. Яков не прилетел и на следующий день.

Прошло пять дней. Горин приволок из библиотеки сборник стихов средневековых арабских поэтов и ночью по привычке читал вслух:

«Мечтают все до старости прожить,
Но что за счастье – слишком долгий век?
С годами жизнь становится горька,
Бесплодная, как высохший побег.
Что может веселить на склоне лет?
Уходит время радостей и нег,
Умру – и злобно усмехнётся враг,
Друзья вздохнут: «Был добрый человек!»


В дверь постучали.

- Да, - сказал Горин, - открыто!
Но никто не вошёл. Он вскочил с топчана и отворил дверь. На пороге, завалившись на правое крыло, полулежал Яшка. Нужно быть либо Пушкиным, либо Львом Толстым, чтобы описать то состояние радости, которое охватило Горина.

- Здравствуй сынок, - прошептал заключённый. – Что с тобой случилось? – он бережно взял птицу на руки и занёс в кочегарку.

Крыло у Якова было перебито, на шее выдраны перья, по лапе сочилась кровь. Горин поцеловал в клюв блудного сына, положил его на стол и полез в аптечку за зелёнкой. Через полчаса, забинтовав, лапу, смазав раны, заключённый принялся кормить Яшку с ложки, словно птенца. Ворон был голоден, но не хватал кашу, как в детстве. Клюв широко не разевал, ел медленно, с достоинством. Затем Горин напоил питомца сладким чаем и спрятал «нарушителя режима» в тумбочку, предварительно вынув оттуда все книги. Он оставил едва заметную щель в дверце. Вскоре Яков уснул. Горин наполнил печи углём, стараясь делать работу осторожно, чтобы не шуметь лопатой. Рано утром из щели показался клюв. «Батька» отворил дверцу, Яков медленно вышел и заковылял по бетонному полу.

- Что же нам делать-то, брат? – спросил Горин. – Куда тебя поселить? Летать, я вижу, ты не можешь. Это плохо.

Яков виновато посмотрел на Горина и жалобно, как в первый день знакомства, пискнул.
- Болит крыло? – спросил Горин. – Подрался с кем-то или люди напали? Ладно, пока поживёшь в тумбочке. Только смотри, когда у меня будут гости, не каркай. Сиди молча. Понял?
Яшка поковылял к тумбочке. Александр помог ему забраться в новое жилище и прикрыл дверцу.

На следующую ночь кочегарку посетил в сопровождении двух солдат прапорщик Мотько.
- Горин, - начал он с порога, - это не твою ворону вчера наши собаки потрепали? Ох и задали они ей жару. Перья в разные стороны летели.
- А я откуда знаю, - ответил Горин и подумал: «Вон оно, в чём дело - Яшка попал под собак. Бедолага мой…»
- Ну ты ж у нас любитель ворон, - хихикнул Мотько. - А вдруг видел или слышал от кого.
- Нет, - замотал головой Горин. – Не слышал.
- Что там у тебя? Чаёк есть? – спросил Мотько.
- Не важный, - ответил Горин.
- Ладно, не жадничай. Не важный. Завари, какой есть. А то я сегодня что-то не выспался, в сон клонит. Замути покрепче.

Поняв, что Мотько без чаепития не уйдёт, Горин, ставя на стол стеклянную банку с водой и погружая в неё кипятильник, незаметно коленом прикрыл плотно дверцу тумбочки-гнезда. Прапорщик, напившись чая, встал и направился к выходу.
- Спасибо за чай, - сказал он Горину. – До свидания.

Вдруг по котельной раздалось, словно гром среди ясного неба: «Тук-тук». Мотько, обернувшись, взглянул на солдат и удивлённо спросил у Горина:

- Кто это к тебе в гости по ночам ходит?
- Не знаю, - пожал плечами заключённый. – Да это, наверное, ветер, гражданин начальник.

Мотько отворил дверь и выглянул на улицу.

- Точно никого нет, - удивился прапорщик. – Но ведь кто-то постучал. Вы слышали? – спросил он у солдат.
- Да, - закивали те. – Слышали.
- Мистика какая-то, - хмыкнул Мотько и добавил: - Горин, может, ты здесь уже с инопланетянами встречаешься?
- Да это что-то с крыши упало, - ответил Горин, мысленно моля бога, чтобы наряд скорее покинул кочегарку. «Яшка, - закричал он мысленно, - умоляю, посиди минутку молча, они сейчас уйдут…»

Но предательское «тук-тук» повторилось снова.
- А ну-ка погоди, - сощурившись, прислушался Мотько. Когда снова раздался стук, он подошёл к столу и отворил дверцу тумбочки. – Ага, твою мать. Вот ты где? – Прапорщик грубо вытащил Яшку из укрытия и, взяв его за крыло, поднял над головой.
- Гражданин начальник, - взмолился Горин, - оставьте его. Он ранен…
- Так, значит, это его наш ротвейлер потрепал? – гоготал Мотько. – Ну что, засранец, забыл, как нагадил мне на китель? Мне из-за тебя погоны пришлось новые покупать.
- Гражданин прапорщик, - умолял заключённый, - пожалуйста, прошу вас, отпустите его.
- Я же тебе дураку объяснял, что это – он поднёс к лицу заключённого птицу, - нарушение режима содержания. Ты сейчас пойдёшь с нами в дежурку. Ясно?
- Пожалуйста, гражданин начальник, пожалейте! Ему же нужен уход, он ранен…
- Уход, говоришь? – усмехнулся Мотько и вдруг, резко открыв печную дверцу, швырнул Яшку в раскалённую топку.

Горин бросился к печи, протянул руку, но было уже поздно – птица погибла мгновенно.

- Ты что, придурок? – заорал Мотько, увидев обожженную руку Горина.
- Сука ты, позорная, - закричал Горин, схватил кочергу и, что было сил, ударил прапорщика по лицу.

Солдаты бросились на помощь, накинулись на бунтаря, скрутили его, заковали в наручники, избили и волоком потащили в дежурную часть.

В газетах вскоре написали: "Отрицательно настроенный заключённый напал на надзирателей..."