Падлик
«- Сейчас или никогда! – страстно бросил Луи, капитан королевских
мушкетеров, и сжал прекрасную Жозефину в своих мужественных объятиях.
- Ах… - пролепетала та и, чувственно закатив глаза, упала в обморок, сминая кружевные оборки лифа.
Вскочив вместе с прекрасной возлюбленной на прекрасного коня, Луи дал ему шпоры и взял курс на запад. Туда, где в прекрасном багровеющем закате умирающего солнца зарождалась их с Жозефиной прекрасная новая жизнь. Полная прекрасной любви и преданности…»
*******
Павел Ипполитович нажал «Сохранить» и закрыл документ. Все, заказ из журнала «Дашина Космолиза» выполнен. Удовлетворенно потянувшись, охнул и потер занывшее правое плечо. «Все-таки из Клавдии Петровны хреновая Жозефина, килограмм полтораста добрых». При воспоминании о том, как он пытался вчера удержать в объятьях этот колосс, завернутый в тюлевую шторку и изображающий обморок, Павла Ипполитовича передернуло. Встав и похрустев поясницей, он направился на кухню.
Павел Ипполитович, в народе и среди немногочисленных приятелей «Падлик», был заядлым графоманом. Он писал все. Писал то, что просили и особенно то, что просили не писать. Он записывал все мысли и события, промелькнувшие в его лысеющей, 58 лет от роду, голове. Но вдобавок ко всему он был графоманом ортодоксальным. Павел Ипполитович свято верил, что изложить на бумаге максимально ярко и четко можно лишь то, что пережил сам. «Надо пропустить через себя все события и чувства героев!» - любил он говаривать после третьей рюмки в богемном клубе «За три по пятьдесят и огурчик», ежевечерне собирающемся на лавочке соседнего двора. После этой фразы Павел Ипполитович становился в четверть оборота к зрителю и гордо обращал свой профиль влево. Это, по его мнению, придавало ему большую солидность и убедительность. «Богема» икала, тайком отодвигая от «Падлика» банку с самогоном бабы Жени из третьего подъезда и привычно продолжала бухать «под радио с картинками». Далее Павел Ипполитович седлал любимого конька и начинал зачитывать в лицах свои последние творения. Особенно ярко ему удавались батальные сцены, во время которых он скакал вокруг столика и размахивал руками, пугая кота Сырника, лежавшего на соседнем каштане. Постельные сцены давались туго, по причине закоренелого холостячества. Обычно, после пары неудачных дублей, под хохот собутыльников Павел Ипполитович мрачнел и презренно бросив: «Плебеи!» непризнанно удалялся домой.
*******
Наливая себе жидкий чай, Павел Ипполитович задумался. Деньги кончались, а идеи иссякли. Нужен был творческий рывок… Стимул! Что-то, что должно дать пищу для нового произведения. Вот только что?
«Может написать про то, как вчера я уронил в унитаз вставную челюсть и два часа пытался достать? Но это не возьмут даже в «Рупор проктолога», они просят идеи поглубже… Хм, а может, визит за хлебом и увиденная в окне голая соседка с первого этажа?» При воспоминании о данном событии Павел Ипполитович приятно зажмурился и заерзал на стуле. «Но читатель потребует раскрытия темы, а что раскрывать?» Перед глазами всплыли рыхлый живот с густым кустом волос внизу и закрывающие пупок груди, радующие своей формой лишь соседа из дома напротив, заядлого фаната клуба спаниелей. Павел Ипполитович мотнул головой и разочарованно вынес вердикт – он иссяк!
*******
- Падлик, пойми, щаз пипл хавает лишь экшн! – раздирая ржавую таранку бубнил завсегдатай «богемной» тусовки Боря. – Вся твоя лирика и философия идет в жопу. Интрига нужна, сечешь?
Боря носил гордое погоняло «Тарантило» из-за козлиной бородки, вечно треснутых очков и своего прошлого, в котором он таскал помятый прожектор в какой-то съемочной группе, чем несказанно гордился. И именно ему и позвонил Павел Ипполитович в порыве отчаянья. Духовная помощь была скромно взвешена и переведена в три литра разливного пива и соленого леща времен дефолта.
- Вот о чем ты сейчас вещаешь миру, Падлик? – жирный, в кусочках чешуи палец указующе уперся в глаза Павла Ипполитовича.
- Да так… - попытался тот придать лицу отрешенно-одухотворенное выражение. – Вечные темы, сам понимаешь – любовь, романтизм…
- Романтизм добито хромает вслед за лирикой и философией, а любовью мы все это трамбуем! – икнул Боря и отхлебнул пива из полулитровой банки. – Поверь мне, времена бардов канули в глубокую трещину нашей жизни и больше не воскреснут. Чуешь, чем пахнет на горизонте?
Павел Ипполитович послушно повел носом.
- Воняет вроде…
- Вот! Это, брат, новая волна в искусстве!
- А по-моему это твои носки… - сморщился Павел Ипполитович и, брезгливо зажав нос грязным платком, распахнул кухонное окно.
- Запомни, Павлуша! – разомлевший Боря вытер руки наименее грязным местом оконной шторы и полез за папиросами. – Чтобы быть на волне, надо сначала в нее нырнуть! Только тогда она может вынести тебя на гребень, ага?
- Что значит нырнуть? – одутловатое лицо Павла Ипполитовича изобразило крайнюю степень заинтересованности.
- То и значит! Наш современник – человек ушлый, его не проймешь пустыми бреднями. Ему нужна наша жизнь изнутри, как она есть! Вот скажи мне, когда ты последний раз был, например в ночном клубе?
- Господь с тобой, Боря! Кто меня туда пустит? Да и зачем, я там себя некомфортно чувствую!
- Вот! – Тарантило лихо выплюнул табак из «Беломорины» и полез в карман вытертого кожаного пиджака. – Вот неизученная тобой ниша интересов современного читателя! И кстати, именно для таких, как ты, человечество изобрело широкий спектр «комфорта». Щаз мы с тобой будем учиться расслабляться!
- Но я не курю!.. – нерешительно попытался возразить Павел Ипполитович…
*******
- И тут, среди толпы появляешься ты - в кожаных штанах, без носков и моих ботинках!
- Боря, а зачем мне твои ботинки?
- Они мне обещали, что сделают тебя звездой!
- А почему без носков?
- Только так твоя сущность сможет соприкоснуться с ними. Только в тесной связи, без преград и кусков тряпок ты сможешь…
- Да!.. Но… Но тогда мои ботинки обидятся!
- Не-е-е… Мы им не скажем!
- Тс-с-с-с, Боря! – Павел Ипполитович зыркнул глазами в сторону прихожей. – Они уже стоят у меня за спиной и слушают!
- Всё, молчу! Не палимся, не палимся, не палимся…
- Боря! А ты мне поможешь с клубом?
- Говно вопрос! – глаза Тарантило безуспешно пытались сфокусироваться на трещине в очках. – Вот только вернусь в наше измерение и сразу помогу…
*******
Павел Ипполитович стоял перед зеркалом и с опаской взирал на свое отражение.
- Боря, ты уверен, что это необходимо?
- Не ссы, иначе тебя просто никто не пропустит! – развалившийся в шатком кресле Тарантило жадно тянул пиво из горла бутылки. – Кстати, нормальный прикид, чё ты паришься?
- Ну, я не знаю…
Из зеркала на Павла Ипполитовича взирал мачо, которого изрядно побило жизнью, молью и окружающей действительностью. Кожаные штаны, изящно трещавшие в районе бывшей талии и потертый пиджак Бори гармонично оттеняли модную рубашку и шейный платок.
- Вот, держи! – Тарантило протянул Павлу Ипполитовичу руку. – Но только одну, понял? Вторая для страховки, если зависнешь надолго!
На ладони лежали две таблетки.
- Что это?
- Это, друг мой Падлик, твой пропуск в мир экшна. Бери, товар дешевый, но обещали, что торкнет.
- А в этом клубе точно безопасно? – робко уточнил Падлик, кладя таблетки в карман.
- Говно вопрос! Меня били тока на фейс-контроле! Дальше безопасней, чем в утробе матери.
*******
Басы ритмично и гулко били по ушам и чужеродной вибрацией отдавались в хлипкой грудной клетке. На танцполе извивалось полторы сотни фигур. Павел Ипполитович робко сидел за стойкой бара, сжимая в руке рюмку с водкой. Рядом стояли еще три пустые, принятые для пущей храбрости. Вторая рука нервно дрожала в области кармана с оставшейся таблеткой, испуганно ныряя внутрь при каждом подозрительном движении рядом. Первую Павел Ипполитович съел еще в очереди на фейс-контроль. Падлик ждал появления корифеев, которых, по заверению Бори, он узнает сразу, а если точнее, то и сам не знал, чего собственно ждал. Нервное напряжение достигло апогея, как вдруг…
- Мужчинка, огоньку не найдется? – перед Павлом Ипполитовичем внезапно возникла фигура с сигаретой в жеманно отставленной вбок руке. Ниже рука переходила в размытую фигуру гусеницы с тремя талиями, толстыми и кривыми кожаными штанами и тонкими ножками на нехилых каблуках. Сверху гусеницу украшали жидкие усики. Падлик нервно икнул и махом опрокинул рюмку водки. «Когда же таблетка подействует?»
- Молодой–красивый, почему скучаем? – подмигнув правым глазом и осыпав Падлика россыпью туши, «нечто» хлопнулось рядом на барный стул.
Павел Ипполитович натянуто улыбнулся и решительно проглотил вторую таблетку. Судорожно дернулся тощий кадык. Очередная рюмка с водкой, не дойдя до рта, вдруг окрасилась радужным светом и резко увеличилась в размерах.
- Ух ты!.. – восхищенно промелькнула в голове последняя здравая мысль…
*******
В вязкой и гулкой вселенной мерно разносились удары колокола Апокалипсиса и затихали в таких дебрях, о которых даже сама вселенная и не подозревала. Пустые и глупые звезды лениво кружились вокруг кривых пунктирных осей галактик. Млечный путь тихо скисал в сторонке. Жизнь замерла… И только колокол Судного Дня гулко и мощно оповещал о грядущем Армагеддоне…
*******
Павел Ипполитович резко открыл глаза и уставился в потолок. Дома… На кухне мерно капал кран, гулко отдаваясь колоколом в голове. Потолок едва заметно раскачивался в такт каплям. Нестерпимо хотелось пить и писать…
Спустя полчаса несостоявшийся завсегдатай клубной жизни ожесточенно рвал в клочья листы бумаги, лежавшие на столе с пометкой «Как я зажигал на пати». Обрывки бумаги в воздухе непостижимым образом мешались с обрывками воспоминаний вчерашнего вечера. Запульнув пинком корзину с остатками «шедевра» в угол, Павел Ипполитович зарычал и побрел на кухню.
«Боря, сволочь, я тебе покажу «нырнуть в волну»! Я тебе такую волну покажу – век помнить будешь!» - в бессильной ярости топорщились на впалой груди редкие волосенки. И нестерпимо болела задница…
*******
В ближайшие два месяца творчество Павла Ипполитовича резко пошло по синусоиде вниз. Творчество не покупалось. Успешно продав два старых рассказа о лечении геморроя, Падлик оказался на мели. Экшн не шел в руки, а пипл упорно не хавал несуществующие выдумки о любви и чести. Благодаря троюродному брату и неделе, проведенной на природе, свету явились «Как я чуть не утонул на рыбалке» и «Как я чуть не убился на охоте», которые с удовольствием взял в печать «Клуб стреляющих рыболовов», но на этом идеи иссякли. Пережить вживую что-либо обширнее произошедшего разум и тельце Падлика отказывались напрочь. Можно было снова уйти в розовые сопли, но при одной только мысли о тушке Клавдии Петровны Павла Ипполитовича начинало знобить.
Несостоявшийся креатив о жизни каскадеров отправился в корзину, едва начавшись. Писать с гипсом на обеих руках не представлялось возможным. Рассказ о походе в баню в женский день был отправлен следом по причине мощных гематом на обоих глазах вследствие удара шайкой. Детектив «Жизнь Косого» задержался на рабочем столе на целую неделю – пока Павла Ипполитовича не выписали из травмотологии.
Спустя еще две недели корзину дополнили: визит с раскрытием тем к спаниелесисястой соседке с первого этажа (два зуба и ребро – муж вернулся раньше времени), эпопея о окончательно потерянной в унитазе вставной челюсти (ну просил же «Рупор проктолога» глубже!) и неудавшаяся попытка залить горе водкой (облеванная парадная и порванные штаны), когда внезапно Падлика осенило – дети!
*******
- Понимаете, на мой взгляд, дети – это еще не испорченный нашей грязной жизнью, самый искренний и требовательный читатель! Именно дети могут понять и оценить то, что рождается в душе писателя! – Павел Ипполитович заискивающе заглянул в глаза редактора «Получебурашки-Недомурзилки».
- Согласен с Вами, любезный, но коньюктура должна соответствовать требованиям рынка, понимаете? – небрежно бросил немолодой мужчина и поправил очки. – Нынешних детей волнуют совсем другие проблемы, нежели нас с Вами. Вы справитесь?
- Кто? Я??? – Павел Ипполитович расправил худые плечи и насупил лысину. – Любая тема для меня станет родной!
- Ну, хорошо… - редактор вытащил из ящика стола лист бумаги. – Вот то, что нам необходимо в ближайших выпусках. – Но только помните – дети тонко чувствуют фальшь, поэтому все надо пережить самому! Пропустить через себя, так сказать!
- Об этом можете не волноваться! – гордо откинул назад несуществующую челку Павел Ипполитович. – Это мой конек!
*******
- Сто десятый, ответьте базе! – искаженный рацией голос диспетчера заставил тараканов на кухне забиться глубже под холодильник.
- Сто десятый на линии… - лениво пробасил в ответ здоровяк в форме МЧС, с интересом заглядывающий в кухонные шкафчики.
- Что там у вас, «две палки с дыркой»? – треск помех на частоте. – Ваш «жмур» своими трусами весь район перепугал.
- Светка тебя не слышит, она за «дырку» тебе антенну в жопу забьет… - заржал МЧС-ник и потопал в зал. – Жмурика щаз снимем, следаки закончат фото на память, и снимем.
На тесном балконе хрущевки было непривычно многолюдно. Фотограф с помятым лицом хмуро выискивал ракурс получше, неопохмеленный криминалист пытался попасть кистью в банку с порошком, следователь пытал через балконную перегородку полуглухую соседку. Женщина-медик в форме спасателя курила в балконном проеме и с тоской взирала на труп.
- Ну шо там, Светочка? – оскалился здоровяк, подойдя поближе. – Висит наш извращенец?
- А куда он денется? – хмуро бросила та, выпуская дым сквозь зубы. – Иди пока, не путайся под ногами.
- Интересно, нахрена он простыней-то? Веревка же была, ей же сподручнее…
Между третьим и четвертым этажом покачивалось тельце Павла Ипполитовича. В синем спортивном трико времен Союза, красных трусах поверх и растянутой синей водолазке. Вокруг посиневшей шеи затянулась простыня, зацепившаяся другим краем за уголок для сушки белья. Спасатель хмыкнул и поплелся в комнату.
Сквозняк из балконной двери лениво теребил листки на столе с заголовком: «Супермен возвращается»…
- Ах… - пролепетала та и, чувственно закатив глаза, упала в обморок, сминая кружевные оборки лифа.
Вскочив вместе с прекрасной возлюбленной на прекрасного коня, Луи дал ему шпоры и взял курс на запад. Туда, где в прекрасном багровеющем закате умирающего солнца зарождалась их с Жозефиной прекрасная новая жизнь. Полная прекрасной любви и преданности…»
*******
Павел Ипполитович нажал «Сохранить» и закрыл документ. Все, заказ из журнала «Дашина Космолиза» выполнен. Удовлетворенно потянувшись, охнул и потер занывшее правое плечо. «Все-таки из Клавдии Петровны хреновая Жозефина, килограмм полтораста добрых». При воспоминании о том, как он пытался вчера удержать в объятьях этот колосс, завернутый в тюлевую шторку и изображающий обморок, Павла Ипполитовича передернуло. Встав и похрустев поясницей, он направился на кухню.
Павел Ипполитович, в народе и среди немногочисленных приятелей «Падлик», был заядлым графоманом. Он писал все. Писал то, что просили и особенно то, что просили не писать. Он записывал все мысли и события, промелькнувшие в его лысеющей, 58 лет от роду, голове. Но вдобавок ко всему он был графоманом ортодоксальным. Павел Ипполитович свято верил, что изложить на бумаге максимально ярко и четко можно лишь то, что пережил сам. «Надо пропустить через себя все события и чувства героев!» - любил он говаривать после третьей рюмки в богемном клубе «За три по пятьдесят и огурчик», ежевечерне собирающемся на лавочке соседнего двора. После этой фразы Павел Ипполитович становился в четверть оборота к зрителю и гордо обращал свой профиль влево. Это, по его мнению, придавало ему большую солидность и убедительность. «Богема» икала, тайком отодвигая от «Падлика» банку с самогоном бабы Жени из третьего подъезда и привычно продолжала бухать «под радио с картинками». Далее Павел Ипполитович седлал любимого конька и начинал зачитывать в лицах свои последние творения. Особенно ярко ему удавались батальные сцены, во время которых он скакал вокруг столика и размахивал руками, пугая кота Сырника, лежавшего на соседнем каштане. Постельные сцены давались туго, по причине закоренелого холостячества. Обычно, после пары неудачных дублей, под хохот собутыльников Павел Ипполитович мрачнел и презренно бросив: «Плебеи!» непризнанно удалялся домой.
*******
Наливая себе жидкий чай, Павел Ипполитович задумался. Деньги кончались, а идеи иссякли. Нужен был творческий рывок… Стимул! Что-то, что должно дать пищу для нового произведения. Вот только что?
«Может написать про то, как вчера я уронил в унитаз вставную челюсть и два часа пытался достать? Но это не возьмут даже в «Рупор проктолога», они просят идеи поглубже… Хм, а может, визит за хлебом и увиденная в окне голая соседка с первого этажа?» При воспоминании о данном событии Павел Ипполитович приятно зажмурился и заерзал на стуле. «Но читатель потребует раскрытия темы, а что раскрывать?» Перед глазами всплыли рыхлый живот с густым кустом волос внизу и закрывающие пупок груди, радующие своей формой лишь соседа из дома напротив, заядлого фаната клуба спаниелей. Павел Ипполитович мотнул головой и разочарованно вынес вердикт – он иссяк!
*******
- Падлик, пойми, щаз пипл хавает лишь экшн! – раздирая ржавую таранку бубнил завсегдатай «богемной» тусовки Боря. – Вся твоя лирика и философия идет в жопу. Интрига нужна, сечешь?
Боря носил гордое погоняло «Тарантило» из-за козлиной бородки, вечно треснутых очков и своего прошлого, в котором он таскал помятый прожектор в какой-то съемочной группе, чем несказанно гордился. И именно ему и позвонил Павел Ипполитович в порыве отчаянья. Духовная помощь была скромно взвешена и переведена в три литра разливного пива и соленого леща времен дефолта.
- Вот о чем ты сейчас вещаешь миру, Падлик? – жирный, в кусочках чешуи палец указующе уперся в глаза Павла Ипполитовича.
- Да так… - попытался тот придать лицу отрешенно-одухотворенное выражение. – Вечные темы, сам понимаешь – любовь, романтизм…
- Романтизм добито хромает вслед за лирикой и философией, а любовью мы все это трамбуем! – икнул Боря и отхлебнул пива из полулитровой банки. – Поверь мне, времена бардов канули в глубокую трещину нашей жизни и больше не воскреснут. Чуешь, чем пахнет на горизонте?
Павел Ипполитович послушно повел носом.
- Воняет вроде…
- Вот! Это, брат, новая волна в искусстве!
- А по-моему это твои носки… - сморщился Павел Ипполитович и, брезгливо зажав нос грязным платком, распахнул кухонное окно.
- Запомни, Павлуша! – разомлевший Боря вытер руки наименее грязным местом оконной шторы и полез за папиросами. – Чтобы быть на волне, надо сначала в нее нырнуть! Только тогда она может вынести тебя на гребень, ага?
- Что значит нырнуть? – одутловатое лицо Павла Ипполитовича изобразило крайнюю степень заинтересованности.
- То и значит! Наш современник – человек ушлый, его не проймешь пустыми бреднями. Ему нужна наша жизнь изнутри, как она есть! Вот скажи мне, когда ты последний раз был, например в ночном клубе?
- Господь с тобой, Боря! Кто меня туда пустит? Да и зачем, я там себя некомфортно чувствую!
- Вот! – Тарантило лихо выплюнул табак из «Беломорины» и полез в карман вытертого кожаного пиджака. – Вот неизученная тобой ниша интересов современного читателя! И кстати, именно для таких, как ты, человечество изобрело широкий спектр «комфорта». Щаз мы с тобой будем учиться расслабляться!
- Но я не курю!.. – нерешительно попытался возразить Павел Ипполитович…
*******
- И тут, среди толпы появляешься ты - в кожаных штанах, без носков и моих ботинках!
- Боря, а зачем мне твои ботинки?
- Они мне обещали, что сделают тебя звездой!
- А почему без носков?
- Только так твоя сущность сможет соприкоснуться с ними. Только в тесной связи, без преград и кусков тряпок ты сможешь…
- Да!.. Но… Но тогда мои ботинки обидятся!
- Не-е-е… Мы им не скажем!
- Тс-с-с-с, Боря! – Павел Ипполитович зыркнул глазами в сторону прихожей. – Они уже стоят у меня за спиной и слушают!
- Всё, молчу! Не палимся, не палимся, не палимся…
- Боря! А ты мне поможешь с клубом?
- Говно вопрос! – глаза Тарантило безуспешно пытались сфокусироваться на трещине в очках. – Вот только вернусь в наше измерение и сразу помогу…
*******
Павел Ипполитович стоял перед зеркалом и с опаской взирал на свое отражение.
- Боря, ты уверен, что это необходимо?
- Не ссы, иначе тебя просто никто не пропустит! – развалившийся в шатком кресле Тарантило жадно тянул пиво из горла бутылки. – Кстати, нормальный прикид, чё ты паришься?
- Ну, я не знаю…
Из зеркала на Павла Ипполитовича взирал мачо, которого изрядно побило жизнью, молью и окружающей действительностью. Кожаные штаны, изящно трещавшие в районе бывшей талии и потертый пиджак Бори гармонично оттеняли модную рубашку и шейный платок.
- Вот, держи! – Тарантило протянул Павлу Ипполитовичу руку. – Но только одну, понял? Вторая для страховки, если зависнешь надолго!
На ладони лежали две таблетки.
- Что это?
- Это, друг мой Падлик, твой пропуск в мир экшна. Бери, товар дешевый, но обещали, что торкнет.
- А в этом клубе точно безопасно? – робко уточнил Падлик, кладя таблетки в карман.
- Говно вопрос! Меня били тока на фейс-контроле! Дальше безопасней, чем в утробе матери.
*******
Басы ритмично и гулко били по ушам и чужеродной вибрацией отдавались в хлипкой грудной клетке. На танцполе извивалось полторы сотни фигур. Павел Ипполитович робко сидел за стойкой бара, сжимая в руке рюмку с водкой. Рядом стояли еще три пустые, принятые для пущей храбрости. Вторая рука нервно дрожала в области кармана с оставшейся таблеткой, испуганно ныряя внутрь при каждом подозрительном движении рядом. Первую Павел Ипполитович съел еще в очереди на фейс-контроль. Падлик ждал появления корифеев, которых, по заверению Бори, он узнает сразу, а если точнее, то и сам не знал, чего собственно ждал. Нервное напряжение достигло апогея, как вдруг…
- Мужчинка, огоньку не найдется? – перед Павлом Ипполитовичем внезапно возникла фигура с сигаретой в жеманно отставленной вбок руке. Ниже рука переходила в размытую фигуру гусеницы с тремя талиями, толстыми и кривыми кожаными штанами и тонкими ножками на нехилых каблуках. Сверху гусеницу украшали жидкие усики. Падлик нервно икнул и махом опрокинул рюмку водки. «Когда же таблетка подействует?»
- Молодой–красивый, почему скучаем? – подмигнув правым глазом и осыпав Падлика россыпью туши, «нечто» хлопнулось рядом на барный стул.
Павел Ипполитович натянуто улыбнулся и решительно проглотил вторую таблетку. Судорожно дернулся тощий кадык. Очередная рюмка с водкой, не дойдя до рта, вдруг окрасилась радужным светом и резко увеличилась в размерах.
- Ух ты!.. – восхищенно промелькнула в голове последняя здравая мысль…
*******
В вязкой и гулкой вселенной мерно разносились удары колокола Апокалипсиса и затихали в таких дебрях, о которых даже сама вселенная и не подозревала. Пустые и глупые звезды лениво кружились вокруг кривых пунктирных осей галактик. Млечный путь тихо скисал в сторонке. Жизнь замерла… И только колокол Судного Дня гулко и мощно оповещал о грядущем Армагеддоне…
*******
Павел Ипполитович резко открыл глаза и уставился в потолок. Дома… На кухне мерно капал кран, гулко отдаваясь колоколом в голове. Потолок едва заметно раскачивался в такт каплям. Нестерпимо хотелось пить и писать…
Спустя полчаса несостоявшийся завсегдатай клубной жизни ожесточенно рвал в клочья листы бумаги, лежавшие на столе с пометкой «Как я зажигал на пати». Обрывки бумаги в воздухе непостижимым образом мешались с обрывками воспоминаний вчерашнего вечера. Запульнув пинком корзину с остатками «шедевра» в угол, Павел Ипполитович зарычал и побрел на кухню.
«Боря, сволочь, я тебе покажу «нырнуть в волну»! Я тебе такую волну покажу – век помнить будешь!» - в бессильной ярости топорщились на впалой груди редкие волосенки. И нестерпимо болела задница…
*******
В ближайшие два месяца творчество Павла Ипполитовича резко пошло по синусоиде вниз. Творчество не покупалось. Успешно продав два старых рассказа о лечении геморроя, Падлик оказался на мели. Экшн не шел в руки, а пипл упорно не хавал несуществующие выдумки о любви и чести. Благодаря троюродному брату и неделе, проведенной на природе, свету явились «Как я чуть не утонул на рыбалке» и «Как я чуть не убился на охоте», которые с удовольствием взял в печать «Клуб стреляющих рыболовов», но на этом идеи иссякли. Пережить вживую что-либо обширнее произошедшего разум и тельце Падлика отказывались напрочь. Можно было снова уйти в розовые сопли, но при одной только мысли о тушке Клавдии Петровны Павла Ипполитовича начинало знобить.
Несостоявшийся креатив о жизни каскадеров отправился в корзину, едва начавшись. Писать с гипсом на обеих руках не представлялось возможным. Рассказ о походе в баню в женский день был отправлен следом по причине мощных гематом на обоих глазах вследствие удара шайкой. Детектив «Жизнь Косого» задержался на рабочем столе на целую неделю – пока Павла Ипполитовича не выписали из травмотологии.
Спустя еще две недели корзину дополнили: визит с раскрытием тем к спаниелесисястой соседке с первого этажа (два зуба и ребро – муж вернулся раньше времени), эпопея о окончательно потерянной в унитазе вставной челюсти (ну просил же «Рупор проктолога» глубже!) и неудавшаяся попытка залить горе водкой (облеванная парадная и порванные штаны), когда внезапно Падлика осенило – дети!
*******
- Понимаете, на мой взгляд, дети – это еще не испорченный нашей грязной жизнью, самый искренний и требовательный читатель! Именно дети могут понять и оценить то, что рождается в душе писателя! – Павел Ипполитович заискивающе заглянул в глаза редактора «Получебурашки-Недомурзилки».
- Согласен с Вами, любезный, но коньюктура должна соответствовать требованиям рынка, понимаете? – небрежно бросил немолодой мужчина и поправил очки. – Нынешних детей волнуют совсем другие проблемы, нежели нас с Вами. Вы справитесь?
- Кто? Я??? – Павел Ипполитович расправил худые плечи и насупил лысину. – Любая тема для меня станет родной!
- Ну, хорошо… - редактор вытащил из ящика стола лист бумаги. – Вот то, что нам необходимо в ближайших выпусках. – Но только помните – дети тонко чувствуют фальшь, поэтому все надо пережить самому! Пропустить через себя, так сказать!
- Об этом можете не волноваться! – гордо откинул назад несуществующую челку Павел Ипполитович. – Это мой конек!
*******
- Сто десятый, ответьте базе! – искаженный рацией голос диспетчера заставил тараканов на кухне забиться глубже под холодильник.
- Сто десятый на линии… - лениво пробасил в ответ здоровяк в форме МЧС, с интересом заглядывающий в кухонные шкафчики.
- Что там у вас, «две палки с дыркой»? – треск помех на частоте. – Ваш «жмур» своими трусами весь район перепугал.
- Светка тебя не слышит, она за «дырку» тебе антенну в жопу забьет… - заржал МЧС-ник и потопал в зал. – Жмурика щаз снимем, следаки закончат фото на память, и снимем.
На тесном балконе хрущевки было непривычно многолюдно. Фотограф с помятым лицом хмуро выискивал ракурс получше, неопохмеленный криминалист пытался попасть кистью в банку с порошком, следователь пытал через балконную перегородку полуглухую соседку. Женщина-медик в форме спасателя курила в балконном проеме и с тоской взирала на труп.
- Ну шо там, Светочка? – оскалился здоровяк, подойдя поближе. – Висит наш извращенец?
- А куда он денется? – хмуро бросила та, выпуская дым сквозь зубы. – Иди пока, не путайся под ногами.
- Интересно, нахрена он простыней-то? Веревка же была, ей же сподручнее…
Между третьим и четвертым этажом покачивалось тельце Павла Ипполитовича. В синем спортивном трико времен Союза, красных трусах поверх и растянутой синей водолазке. Вокруг посиневшей шеи затянулась простыня, зацепившаяся другим краем за уголок для сушки белья. Спасатель хмыкнул и поплелся в комнату.
Сквозняк из балконной двери лениво теребил листки на столе с заголовком: «Супермен возвращается»…
(с) Паселентизатор