Трясясь и ударяясь о дверные косяки, Валера покинул дом затейливым противолодочным зигзагом. Двор встретил его разрухой. Всё, что могло валяться - валялось, всё, что могло пролиться, было пролито, а земля вокруг шашлычного костра выглядела так, будто по ней палили из пулемёта. Мой несчастный герой абсолютно ничего не помнил и сильно хотел воды. В поисках влаги Валера зачем-то посмотрел на покатую крышу дома. Вся крыша, равно как и стена, была закидана какими-то непонятными кусками грязи, что ли. Валера отлепил от стены один из непонятных кусков и выяснил, что это мясо. Мясо от шашлыков. Но почему оно было на крыше и стенах, понять он не мог. Тут из дома вышел второй проснувшийся страдалец и хрипло попросил дать ему воды.
- В-в-воды нет, - Валеру потряхивало. - З-зато почему-то вся крыша в шашлыке.
Мучимый жаждой Валерин друг, оказывается, помнил, почему так случилось...

Спааать. Тебе хочется спааать...Твои глаза закрываются...Твои веки тяжелеют... Твои руки наливаются...Что папа делает? Папа делает гипноз. Потому что другие способы уже не действуют.

Твои веки тяжелеют...Твои руки наливаются свинцом... Нет, не свинкой. Свинцом. Свинка не наливается. Это образное выражение такое. Не плачь. Не плачь, я сказал. Свинка, в отличие от тебя, уже давно спит. Налилась и спит. Папа пошутил. Не плачь. Забудь про это чертову свинку!

Если бы по этому рассказу Тарантино снял фильм, то уверяю вас, минуты три эфирного времени занимал бы крупный план Светиной ножки. Высокий каблук, плавные линии подъема стопы, тонкие ремешки босоножек, изысканные пальчики с сиреневым лаком... ммммм...

Я почувствовал, что пора уже и честь знать, и, положив руку на ее затылок, чуть прибавил темп... И вот тут, на самом интересном месте, когда первая струя стремглав пробиралась через мой хуй, эта самая безупречная ножка грациозно так соскальзывает по травке и вступает в взаимодействие со стоящим недалеко ведром. С рыбой, блять! Пиздык! Дальше как в замедленной съемке. Ведерко начинает качацца из стороны в сторону, неземное блаженство в моих гляделках сменяецца ужоснахом, с моих губ, вместо сладкого стона, срываецца протяжное "блиааа"... и весь улов низвергаецца с обрыва нахуй!

Обильно окропляя окрестные лесонасаждения остатками спермы, я ринулся за ним. Как заправский бобслеист на голой жеппе я спустился по склону, как нигерийский легкоатлет с низкого старта устремился к воде, и, в неимоверном прыжке, которому мог позавидовать любой мячелов-воротчег, выловил ведерко...