Писатель Вадим Чекунов преподает русский язык как иностранный китайцам, сирийцам и афорамериканцам. И аккуратно за студентами записывает.

Автор(с):
Работу свою я люблю.
Среди поздравительных открыток, подаренных мне студентами, любимая у меня — полученная на день рождения в первый год работы:
«Дорогой брибодаватель! Пиздавляем Вас, мадам Вашу мать!»

***
Занятие по фонетике.
На доске — известное с детства: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку».
Студенты — шесть китайцев и один турок, пробуют повторить.
У турка со свистящими и шипящими никаких проблем, быстро освобождается и роется в словаре.
Китайцы худо-бедно тоже справляются с любительницей сушек. Но особенность их менталитета — всему нужен буквальный перевод.
— Что это — «сосала»? — спрашивает одна китаянка меня.
Турок водит пальцем по страничке словаря и зачитывает вслух:
— Сосать, отсосать, подсосать, высосать!
Изумлённо поднимает брови и уважительно цокает языком.
Это тебе не турецкое «шургум-бургум бердык-кирдык». Это — русский язык.

***
Зимняя сессия.
Огромный, выше двух метров, чернокожий студент сдаёт экзамен по языку специальности — география.
Стоит перед комиссией у доски с картой мира. Волнуется.
— Болша часта баверхнасти зимыли пакырыта вада. Вадами. Брастите, вадой.
Комиссия понимающе кивает.
— Набрымер, ыздеси накодытса Сивэра-лидавытный акиан.
Африканский гигант водит указкой по верхнему краю карты.
— А скажите... — раздаётся дребезжащий голосок председателя комиссии, пожилой доцентши.
Негр испуганно таращит глаза и замирает.
Старушка-доцент роется в ведомостях.
— Скажите, пожалуйста... — бормочет она, отыскивая имя студента.
Находит.
Студента зовут Муддака Бартоломэо Мариа Черепанго.
— Скажите, — решает обойтись без имени председатель комиссии. — А почему этот океан называется именно так — Северный Ледовитый океан?
Негр с минуту думает, разглядывая карту, потом переводит свой взгляд на окно.
За окном метель. Мрачные январские сумерки. Ночью обещали минус восемнадцать.
Большие, слегка желтоватые глаза печально смотрят на комиссию.
— Бадаму то иму холана. Очин холана.

***
Нового студента зовут Ван ***.
Китаец. Третий день в России. На родине учил русский в школе.
Начинаю писать его имя в журнале и останавливаюсь.
— Давайте-ка, мы вам фамилию поменяем. Вернее, имя, — говорю ему. — Чтобы звучало лучше.
Смотрит на меня недоуменно.
— Ну, Хуэй, например. Или Хой. Очень известное, кстати, в России — Хой. Мне нравится.
Парень не соглашается. Мол, нормальное имя и всё тут.
— Нет, я — ***. Ван ***.
Ну, ладно. *** так ***.
Записываю его в журнал. Про себя улыбаюсь: «Дожил, батенька. Матершиной служебные документы мараешь».
Через пару недель Ван *** подходит после занятия.
— Преподаватель, извините. Почему милиция смеяться, когда смотреть паспорт?
«Видишь ли, Юра...» — говорил в таких случаях адъютант его превосходительства. Объясняю прямо и честно.
Ван таращит глаза. В тот же день сходили в учебную часть, переправили имя в студенческом билете и в журнале.
А по паспорту он так *** и остался.

***
— Как ваша жизнь в общежитии? Что хорошего, что плохого?
Общага у студентов та ещё... ДАС. Дом аспиранта и студента на улице Шверника. Притон и тараканник. Совсем рядом, кстати, с больницей им. Кащенко....
Студенты — китайцы, люди неприхотливые. Особо не жалуются, некоторые даже довольны.
Берёт слово самая старшая в группе — китаянка лет двадцати пяти, собирается поступать в аспирантуру.
— В общежитии у нас настоящее блядство! — с ходу заявляет она.
Чуть не роняю мел. Уж от кого-кого, но от неё не ожидал такого.
«Послышалось», — думаю.
Китаянка внимательно разглядывает меня сквозь стекла узеньких очочков и продолжает:
— Блядство — очень важно. Как вы думаете?
Морда лица у неё при этом какая-то суровая. Как на партсобрании.
Всё ясно.
Общага она и есть общага. Соседки, русские дуры, научили, а мне расхлёбывать.
Решаю увести её от скользкой темы и задаю отвлекающие вопросы.
Нет, упёрлась и талдычит своё: «блядство», «блядство», «блядство»...
Китайцев вообще трудно сдвинуть в нужном тебе направлении. А уж если их на чём-то зациклит — проще смириться.
— Ли Сяо! — говорю ей. — Откуда вы знаете это слово?
Ответ меня обескураживает.
— Из здесь, — и поднимает толстенький карманный словарь. — Вот, «блядство».
«Обалдели составители совсем!»
— Можно посмотреть? — беру у неё словарь.
Смотрю.
Отсмеявшись, объявляю следующее занятие — уроком по фонетике.
«Братство» в общежитии у них большое, оказалось. Братство.

***
Китайские проблемы со звуком «Р»... Нет у них в языке такого звука, а в русском, как назло — полно. Вот и получается у них — «тлаботать», «пливет» «блатья»...
Фонетические упражнения студенты, конечно, выполнять не любят — скучно и нудно. А — надо. Никто ж не обещал, что будет легко.
Впрочем, кое в чём помочь можно.
Первого апреля захожу в класс и потрясаю номером «МК». На одной из фотографий показываю им толстого усатого мента с дубинкой.
— Слышали о последнем указе президента? — спрашиваю группу.
Не слышали, конечно.
— Теперь, согласно документу, любой человек, не знающий гимн России, будет задержан и даже избит милицией за это. Милиции дали право проверять знание текста гимна. На улицах будут останавливать и спрашивать.
Группа притихла.
— Ну, вам-то бояться нечего, — деланно зеваю. — Вы-то гимн, конечно, знаете. Какие вопросы по домашнему заданию?
Китайцы шушукаются между собой и наперебой начинают кричать:
— Нет, мы не знаем!
— Какой текст?!
— Как петь?
— А вы знаете?
— Скажите нам!
Удрученно качаю головой, сокрушаюсь — как, мол, вы не знаете священного текста? Живёте в стране и не знаете её гимна?!
По их лицам вижу, что напуганы крайне. Уже пожили полгода в Москве, насмотрелись всякого.
Подхожу к доске. Беру мел.
— Записывайте.
Начинаю писать первую приходящую в голову белиберду:
«Россия — крупнейшая, братья, держава!
Да здравствует дружная наша братва!
Прекрасна и прямо, и криво, и справа,
Как дрожжи на траве двора дрова!»

И в таком духе куплетов пять, экспромтом.
— Переводить времени у нас нет. Будем учить наизусть, чтобы в тюрьму не попасть.
Надо было видеть их лица, как они языки ломали. Потели, привставали с мест. Но пели старательно, читали с выражением. Перебивая друг друга. С надеждой на меня поглядывая. Сорок минут — и восемь человек будто с детства самого рычать умели.
Великая вещь — мотивация.
Вспомнилась корова из «Особенностей национальной охоты» — «жить захочешь, не так раскорячишься».
В конце урока поздравил всех с Днём Дурака.
Как-то они не очень порадовались...

***
Очень трудно работать с похмела.
Знаю, всем нелегко, но преподу — особенно.
— Почему «столовая» — имя существительное? — спрашивают студенты. — Почему не прилагательное.
Объясняю.
— А ещё есть такие слова? — Конечно. Например...
«Пивная» — выдает мозг. Нет, не годится.
— Так... есть много слов схожей модели... вот... так...
«Рюмочная».
Тьфу, блин...
«Бутербродная»... «Распивочная»... «Закусочная»...
— Э-э... Конечно, много слов... Вот, например... э-э... Да... На следующем уроке мы поговорим о них подробнее.

***
«Клинит» иногда в самом неожиданном месте. Однажды писал на доске слово «парикмахерская».
Медленно выводил мелом буквы.
Добрался до «хер» и замер, подумав: «Не может быть!»
Аж вспотел.

***
Сижу в методкабинете, листаю газетки.
Вбегает преподавательница, из пожилых.
— Боже! — кричит. — Он меня убьёт!
Из коридора доносятся чьи-то вопли.
Прислушиваюсь.
«Я ни девичка!!!» «Я ни девичка! Ни девичка! Я! НИ!! ДЕ-ВИ-ЧКА!!!» — надрывается кто-то мужским голосом.
Выясняется, что студент-сириец не сделал домашнее задание. Объяснил, что просто забыл. На что бабулька-коллега, не задумываясь о последствиях, хмыкнула: «Ну, память-то девичья, да, Саид?»
Мужик-мусульманин этого не перенёс. Выпучил глаза, изошёл пятнами и принялся орать. — Я ни девичка! Я мужчина! Ни девичка! Ни девичка!
Никакие попытки объяснить, что просто идиома такая, успеха не имели. Так и орал, пока самому не надоело. Стоял в полуприседе, сжав кулаки, и орал.
Горячий и гордый народ.

***
Студент-турок, Эмрах. Мне — 26, ему — 20.
Подружились. Пиво не раз пили вместе, после занятий. Эмрах всё просил научить его материться.
— Ты знаешь, не надо, — объясняю ему. — Правильно всё равно не сможешь, с твоим уровнем сейчас. А пошлёшь кого-нибудь по незнанию — проблем не оберёшься. Потом сама жизнь научит.
Летом у Эмраха начались проблемы с общежитем. Он закончил наш факультет и поступил в МГУ. Надо менять общежитие. Из одного его выписали, в другое — всё никак не могли вписать.
Эмрах приезжает на факультет с сумкой в руках.
— Сылушай, можна мне пажить у тибя два дня?
— Конечно, — говорю. — Что за вопрос...
Эмрах вздыхает:
— Биляд, я *** бомж. *** какой-та, думал в парке ночевать придётся.
Научила жизнь.

***
Давно собираюсь составить «Памятку преподавателя». Сделать список слов и выражений, вызывающих нездоровую реакцию студентов-иностранцев.

«Спички» — югославы всегда ржут радостно. «Пича» — женский половой орган, «*****», говоря проще.
«Пичка» — уменьшительно-ласкательное, «********». Предлог «с» соответствует нашему «из».

— «Юрий Гагарин был очень смелым», — читает американка фразу из учебника и озадаченно поднимает голову: — Smelly? Why?

Испанец старательно читает текст о мальчике Викторе и его мечте.
— «С детства Виктор мечтал стать моряком»... Замирает на мгновение. Надувает щеки, краснеет. Не выдержав, гогочет во всё горло. «Марикон» по-испански — «пидарас».

Группа кувейтцев. Весёлые арабы. Будущие врачи. Специальность — стоматология.
Один из них, толстый Али, показывает на свои зубы и спрашивает:
— Как это по-русски?
— Зуб. Зубы.
Арабы трясутся от смеха, на все лады повторяя: «Зуб, зуб, зуб, зуб...»
«Зуб» по-арабски — «***».
— Ребята! — говорю им. — Или привыкайте, или не сможете врачами стать — клиенты обижаться будут. Представьте, приходит к вам человек и говорит: «Доктор, у меня болит зуб». А вы смеётесь... Нехорошо.
— У меня... болит... зуб! Ах-хаха-ха!

***
Группа корейцев готовится писать изложение по тексту «П. И. Чайковский». Внимательно читают текст, выписывают незнакомые слова.
— Всё понятно в тексте? — спрашиваю.
Кивают — всё понятно. Начинают писать.
Минут через десять вижу — шепчутся о чём-то.
— Что такое?
— Одно слово не понимаем. В словаре нет.
— Какое слово?
— «Чайковский».

***
Аспирант из Ирана передал через одногрупников записку: «Уважаемый преподаватель! Прошу извините, что сейчас нет на урок. Моя баба приехал из Иран, поэтому мне надо». Иранцы приезжают учиться обычно семьями, поэтому вхожу в положение и не возражаю. Надо так надо. Если бы ко мне баба приехала, я бы тоже на урок не пришёл.
На следующий день спрашиваю:
— Мехди, как ваша жена, нормально долетела?
Оказывается, не жена. Папа приехал.

***
— Я обезьяна сделаю, — говорит мне другой иранец. — Верите? Ведь если я сказал — обезьяна, значит — я обезьяна.
На всякий случай не спорю с чернявым бородатым мужиком. Ему виднее.
Лишь потом доходит, что он обещает о б я з а т е л ь н о сделать домашнее задание.

***
«Сибаритки».
Загадочное слово, которое очень любил один пожилой японец. На старости лет вдруг проникся интересом к России, бросил жену и детей, приехал в Москву.
Носил зимой и летом сандалии на босу ногу и жиденькую косичку седых волос на голове.
«У меня сибаритки» — сообщал он каждое утро вахтёру, всем встреченным по пути преподавателям и своей группе.
Вахтеры его не любили. Мало того, что японец пугал непонятными «сибаритками», так он ещё трижды мелко кланялся им при входе.
Старички-охранники нервничали, не зная, куда деться и как отвечать.
Наконец кто-то догадался. «Как ваши дела?» — задали японцу контрольный вопрос. «Сибаритки!» — последовал ответ.
«Всё в порядке» просто у человека было. Всё в порядке.

***
Письменные перлы, которыми снабжают студенты — особая вещь.
Здесь и глубина мысли:
«Чем больше я изучать, тем я меньше много».
«Уничтожать природу — задача важная. Поэтому я хочу стать ветеринарном. Моя сестра — тоже собака-врач. Это важно для жить».
И особое видение нашей истории:
«Ломоносов — великая учёный. Толко он мог придумать такая трудная грамматика». «Командовал русской аримией генерал Михаил Кукурузов».
И просто своеобразный «олбанцкий»:
«Все в моей семье говорят по франкодзу суки».
«Я всегда педерил девушкам цветы иконведы».
«Вчера с друзьями я выл в театре».
«Я наблудил это в микроскопе».

И, наконец, моё любимое, из сочинения после просмотра фильма «Брат».
«Данила приехал в Петербург к брату-мафии. Там он встретил трамвай Свету и полибил, но брат мешал им любить друг друга».