Прирожденный ковбой Мэри Гризли

Сказала бы, что это баба-медоед, но габариты не те. Это баба-гризли. Так, кстати, её и звали. 
Жила-была в США, в штате Монтана, чёрная девушка Мэри Филдс. Родилась в 1832 году, отец у нее был рабом на плантации, а мать - служанкой. Выросла она прехорошенькой, особенно фигурка удалась: рост под два метра, и 90 кило сплошных мышц. Характер у Мэри был под стать рельефу: она очень не любила, когда её обижали. Ни одна женщина, конечно, такое не любит, но у Мэри был охуенный аргумент против обидчиков: она била сразу насмерть.

Так что в 1865 году хозяева Мэри с отменой рабства напились на радостях, что наконец от неё отделаются, и отпустили на все четыре стороны. 
- Вот и заебись, - резюмировала Мэри. - Наконец-то свобода настала. 
Прикупила сигар и отправилась бухать в салун. 
- Проститутка? - встретил её хозяин салуна. 
- Ты как, сука, разговариваешь с честной чёрной девушкой? - возмутилась Мэри. 
- Я освобождённая рабыня Юга, а ты просто невнятный пидорас.

- Тогда тебе сюда нельзя, - пояснил хозяин, 
- В салун можно только мужикам и проституткам. 
- Нихуя не поняла, - удивилась Мэри. - Раньше было неграм нельзя. А нас освободили. 
- Так то негров освободили, - заржал хозяин, - А баб мы не освобождали. Они так и остались порабощённые. Хочешь в салун - становись проституткой. Правда, не знаю, кто на тебя позарится… 
- Хуёво быть бабой, - уяснила Мэри.

И переоделась в штаны с рубахой, а на голову картуз напялила. Ещё немного подумала, и нанялась кочегаром на пароход "Роберт Ли". Кидала уголь и отбивалась от грабителей. Потом работала каменщиком, плотником - короче, везде наравне с мужиками. Так уж ей самогон 
и вискарь нравились - выпьет литр с утра, и ну камень класть. Всем, кто пытался в ней усмотреть бабу и пощупать сиськи, Мэри била ебло. В итоге её ужасно зауважали, и прозвали Нигер Мэри или Гризли. Но в салуны всё равно не пускали.

Однажды на стройку пришла дама в монашеском облачении, и говорит: 
- Здравствуйте, уважаемая Мэри Гризли. 
Я настоятельница Амадея, хочу пригласить вас в монастырь, присматривать за индейскими девочками-сиротками. 
Рабочие дружно заржали, а Мэри решила: 
- Ну а чо, дело богоугодное. Раз в салуны всё равно не пускают, пойду в монастырь, сироток воспитывать.

И стала работать в женском монастыре. Пахала прорабом, пиздила и строила рабочих, а в свободное время огранизовывала "радушную" встречу грабителей, насильников и прочих бандитов, которые в огромном количестве искали поживу в монастыре. 
- Сироток, блядь, обидеть каждый может, - рассудительно приговаривала Мэри, разряжая в гостей дробовик. - Но господь в моём лице этого не допустит, слышите вы, мудачьё сраное? И подумать только: таких козлов пускают в салуны, а меня нет!

Амадея была страшно довольна таким приобретением, и всё было бы хорошо, не прознай о Мэри епископ округа. Приехал 
в монастырь, понаблюдал и позвал Гризли на беседу. 
- Ничуть не сомневаюсь, дочь моя, что ты истинная христианка, - тонко начал он разговор. 
- Ну а хули ж, - кивнула Мэри. 
- И то, что ты, дочь моя, материшь сироток во все корки, может, ещё и ничего… 
- Им это в жизни пригодится, - попыхивая сигарой, сказала Мэри.

- Да, и сигары тоже ещё терпимо, дочь моя, в конце концов, от них моль дохнет. Вместе с сиротками, правда. Но ладно… 
- Сигары штука нужная, - согласилась Мэри. 
- Да. Так вот. Я бы даже стерпел, дочь моя, что в монастыре работает женщина в штанах, да еще и бухая с самого утра. 
- А для чего ж ещё монастырь нужен, - подтвердила Мэри, - В салун мне нельзя, приходится в монастыре бухать. И работа тут тяжелая. Молока за вредность не дают, вот и компенсирую стресс самогонкой.

- Это всё мелочи, - вздохнул епископ, - Но нахуя ты, дочь моя, прострелила ноги нашему каменщику? 
- Плохо себя вёл, - пожала плечами Мэри. 
- Сейчас он себя ведёт очень хорошо. Тихий такой лежит, - согласился епископ. - Но вот камень класть не может. Я уж не вспоминаю, как ты устроила дебош в соседней деревне, и перебила там всех мужиков. 
- А хули они меня в салун не пускали? 
- В общем, дочь моя, придётся тебе уволиться без выходного пособия.

И Мэри в 63 года оказалась безработной. 
- Эх, стара я стала, надо найти местечко поспокойнее, - сказала она, и увидела объявление: 
"Внимание, открыты вакансии! Почте штата Монтана требуются новые водители дилижансов, взамен убитых бандитами и сожранных волками. Соцпакета нет, похороны за счёт государства".
- О, ну вот, это по мне работёнка, - обрадовалась Мэри. 
Явилась к почтовому начальству, и говорит: 
- Нанимайте.

- Да ты ж баба, - удивляется начальство, - Ещё и немолодая. 
- Вам меня в борще варить, что ли? - закусив сигару, уточнила Мэри. - Нет? Так берите и не выёбывайтесь, всё равно работать у вас некому. 
Начальство репу почесало и согласилось: может, хоть один дилижанс на место доставит, пока её не грохнут. 
- Только у меня условие, - добавила Мэри. 
- Трезвая работать не буду.

Начальство вздохнуло, назначило её в город Каскад, и сразу выписало бабло на похороны. Однако Мэри проработала на почте без малого десять лет. За это время она ни разу не была трезвой и не потеряла ни одной посылки. Во время нападений отстреливалась из дробовика, и перехуячила больше бандитов, чем любой ковбой в вестерне. Если подстреливали лошадь, Мэри сначала мочила грабителей, потом волокла посылки на себе. Волков она вообще перебила без счёту.

Уважал её народ безмерно, и дал прозвище Мэри-Дилижанс. В 72 года она вышла на пенсию, явилась к мэру, и говорит: 
- Ну чо, блядь, теперь меня в салун наконец пустят? Или мне весь ваш городишко расхуячить? 
- Я ваш фанат, мадам Дилижанс! - ответил мэр.

И издал специальный приказ, чтобы Мэри пускали во все салуны. Наконец сбылась мечта пожилой негритянки. Она была абсолютно счастлива: каждое утро шла в салун, бухала, курила сигары, а к вечеру разбивала пару ебал тем, кто неуважительно к ней относился. Но неуважение рисковали проявлять только приезжие, местные Мэри Дилижанс обожали. Она вообще была достопримечательностью города.

Умерла Мэри в 82 года, потому что у неё наконец отказала печень от вискаря.

Мораль такая: настоящая женщина ради мечты горы свернёт. Даже если это всего лишь мечта о салуне...


(с) Диана Удовиченко